Письмо Ларса фон Триера неизвестному режиссеру...
Блять, да мне похуй на тебя, блять, слушай. Какие у тебя там блокбастеры, блять, сборы, камеры, там блять, съёмочная группа, всё – мне похуй там. Хоть космическая фантастика, хоть блять нахуй супергероика, хоть фильмы про роботов, хоть сиджиай, блять, хоть весь фильм в VR – мне на это насрать, понимаешь? Сколько ты там, кого снимаешь, каких актеров, каких значит вот этих актрис шикарных или оскароносных, блять, в космосе ли ты снимаешь – мне на это насрать, понимаешь? Я, блять, в своем артхаусе настолько преисполнился, что я как будто бы уже сто триллионов миллиардов лет, блять, снимаю на триллионах и триллионах таких же планет, понимаешь? Как эта Земля. Мне уже этот кинематограф абсолютно понятен, и я здесь ищу только одного, блять: символизма, метафоричности моих кадров под голландским углом. Я делаю съёмки на натуре без искусственного освещения, с одним фонариком на камере, снимаю ручной камерой,понимаешь? А ты мне опять со своими там это эпиком. Иди суетись дальше, твое творчество – это твой путь и твой горизонт познания, ощущения кино. И он несоизмеримо мелок по сравнению с моим, понимаешь? Я как будто уже классический режиссер бессмертный или там уже почти бессмертный, который делает фильмы на этой планете от её самого зарождения кино, ещё когда Фарадей фенакистископ придумал, когда пары в окошке вальсировали... когда только поезд прибыл на станцию, понимаешь? Я в этом кинематографе уже как будто пять миллиардов лет, блять, снимаю и знаю его вдоль и поперек, этот весь мир кино. А ты мне там какие-то эти. Мне похуй на твои сборы, на твои, блять, нахуй, оценки на кинопоиске, на твои оскары там, на твои награды, понимаешь? Я снимал на этой планете или бесконечном множестве и круче Чаплина, и круче Эзенштейна, блять, и круче всех великих, понимаешь? А где-то был конченым говном, еще хуже, чем здесь. Потому что я множество разных фильмов делаю. Где-то я был больше подобен Кубрику, где-то был больше подобен эХичкоку, там Бергману. ЭГде-то просто был сгусток Тарковского. Это все есть режиссура, понимаешь? Она вот имеет грани подобия совершенно многообразные, бесконечное множество. Но тебе этого не понять, поэтому ты езжай себе, блять. Мы в этом мире как бы снимаем разные фильмы, разными стремлениями. Соответственно разное наше и место, разное наше распределение. Тебе я желаю, чтоб все самые крутые награды были у тебя и все самые лучшие отзовы, чтобы все Sokolofы ставили 10/10, называли тебя лучшим режиссером десятилетия. И ты для них чтоб снимал до посинения, до красна, как солнца закатного. Чтоб на лучших премях, на фестивалях сидел и кончал прямо со сцены и все что только может в голову прийти или не прийти. Если мало идей для сценария – обращайся ко мне, я тебе на каждую твою идею еще сотни триллионов подскажу как, что делать. Ну а я, что? Я иду как глубокий старец-режиссер, узревший вечное, прикоснувшийся к божественному, сам стал богоподобен и устремлен в это бесконечное. Который снимает кино для себя, про мелонхолию, про нимфоманку, понимаешь? Вот и все. В этом наша разница, так сказать. Я иду создавать искусство, а ты идешь деньги делать. Вот и вся разница, понимаешь? Ты не зришь это вечное бесконечное, оно тебе не нужно. Но зато ты, так сказать, более активен, как вот этот дятел долбящий или муравей, который вот очень активен в своей стезе, вот и все. Поэтому давай, наши пути здесь, так сказать, имеют, конечно, грани подобия, потому что все едино, но ты меня... Я-то тебя прекрасно понимаю, а вот ты – вряд ли, потому что как бы я, ты и как бы я тебя в себе содержу – все твое кино. Оно составляет одну маленькую там песчиночку от того, что есть во мне, понимаешь? Вот и все. Поэтому давай ступай, снимай блокбастер, а я пошел делать фильм, нахуй, блять, про серийного убийцу, блять, и сравнивать мое творчество с его убийствами, добавляя сцены с Гленн Гульдом. Все, пиздуй-борозду и я попиздил нахуй.